Сегодня, 15 сентября, исполняется 135 лет со дня рождения замечательного русского архиерея и духовного писателя митрополита Вениамина (Федченкова). Портал Православие.Ru публикует статью преподавателя Тамбовской духовной семинарии Ростислава Просветова об участии Высокопреосвященнейшего Вениамина в Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1945 г.
В декабре 1944 года патриарший экзарх в Америке митрополит Вениамин (Федченков) получил приглашение принять участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви. Собор был созван для избрания нового патриарха вместо почившего 15 мая 1944 года патриарха Сергия и проходил в Москве с 31 января по 2 февраля 1945 года.
8 января 1945 года митрополит Вениамин вылетел из Нью-Йорка в Сиэтл, 15 января посетил город Фербанкс на Аляске, «где ему был устроен ужин», а уже на следующий день вылетел самолетом в СССР. Путь митрополита лежал через Чукотку в Сибирь и далее на Москву. В Москву он прибыл 20 января 1945 года. До начала Собора оставалось 11 дней.
Впервые за долгие годы митрополит Вениамин посетил Родину. Он много ходил по Москве и ездил на трамвае, наблюдал за людьми, разговаривал с ними. Навещал своих старых знакомых по академии, передавал подарки родственникам своих духовных чад из Америки. Встретился митрополит в Москве и со своей родной сестрой Надеждой. «В тот приезд Вениамин и в самом деле много где побывал, – вспоминает в своей автобиографической повести «Верую!» советский писатель Леонид Пантелеев. – В том числе был и на Чкаловской у Маршака. Самуил Яковлевич рассказывал о нем с восторгом: образованный, умница, с юмором… Рассказал мне Самуил Яковлевич и о том, что, когда он провожал митрополита, во двор изо всех подъездов сбегались женщины, подходили к владыке и просили благословения… Митрополит Вениамин расспрашивал тогда у Самуила Яковлевича о многом и о многих». Был владыка и в доме у самого Пантелеева, однако его не застал. По-видимому, встречался он и с писателем В.Б. Шкловским, а также многими другими представителями «советской интеллигенции». Со многими из них у него в дальнейшем завязалась дружеская переписка.
Участие в Поместном Соборе для владыки стало весьма значимым и знаковым событием. Приветствуя участников и гостей Собора перед его открытием, Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Алексий (Симанский) особо отметил «возлюбленного экзарха нашей Патриархии в Америке Преосвященнейшего Митрополита Северо-Американского и Алеутского Вениамина, который, независимо от своих архипастырских тяжелых трудов в далекой стране, высоко держит знамя русского патриота, везде и всюду своими пламенными речами и выступлениями зажигая любовью к Родине сердца многочисленных наших соотечественников, находящихся в Америке, вдали от дорогого им Отечества».
Поместный Собор, общей численностью в 171 человек, выглядел весьма представительным. На нем присутствовало восемь патриархов, были представлены все главные Восточные Патриархаты. Перечисляя в письме к митрополиту Сергию (Тихомирову) различных гостей и представителей Поместных Церквей на Соборе, владыка писал: «Видите: почти Вселенский Собор. Нечто небывалое в истории вообще, а в Москве – впервые! Разве это не знамение?! Разве это не исполнение уже древнего нашего предсказания: “Москва – третий Рим”? Это мы видели воочию! Москва сделалась центром Православия. А что еще будет дальше! Я ожидаю великих последствий». Великих последствий от Собора ожидал не только митрополит Вениамин. Собор казался началом всеобщего объединения православного мира. Военно-политическая мощь Советского Союза и внимание правительства к интересам Московской Патриархии давали надежды на то, что Русская Православная Церковь, «находясь в своем старом величии», сможет объединить православных Востока и Балкан под неким «верховным покровительством».
По свидетельству митрополита, в Москве он по-иному взглянул на советское правительство. «Впервые, после 28 лет отсутствия, – вспоминал он, – проснувшись в Москве, стал я молиться. Было еще темное утро. Перед моими взорами стоял в сумраке Кремль. Прочитав обычные молитвы, я вдруг, без всяких мыслей, почувствовал в душе беспокойство. И постепенно всплыла мысль: “Ты – епископ! Ты должен не за себя лишь молиться, а и за других, ибо ты представитель, посредник перед Богом”. Тогда я стал молиться за будущего Патриарха и за многих других лиц. Стало спокойнее на сердце … – “И это еще не все”, – говорит опять в душе тайный голос. Что же такое? За кого еще? И мой взор остановился на Кремлевских дворцах: “И за этих молись!” И я стал молиться за раба Божия Иосифа Сталина и других. И понял тогда я: мы – одна семья. И тогда стало тихо и сладко-радостно в сердце моем. Я понимаю слова апостола Павла: “Это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу” (1 Тим. 2: 3)». То есть здесь митрополит Вениамин говорит о христианском отношении к власти: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13: 1–2).
Искреннюю молитву русского православного митрополита за безбожника Сталина трудно принять тем, кто проклинал и проклинает до сих пор диктатора. Не случайно, что и самого владыку записали в «красные архиереи». Однако стоит всё же отметить, что в своем почитании Сталина митрополит Вениамин был намного умеренней своих собратьев-иерархов, которые в «некоронованном императоре» узрели не «Нового Нерона», а «Нового Константина». Внимание советского правительства к Русской Православной Церкви, а также хорошая организация Поместного Собора с приглашением на него гостей со всего мира вселяли в русских иерархов искренние надежды на укрепление Православия и примирение с государственной властью. Сталин в тот момент рассматривался чуть ли не как покровитель Церкви. Тем более что олицетворял он не только власть, но и сам Советский Союз, противостоящий фашизму, борющийся с мировым злом.
В эти дни своего пребывания в Москве митрополит Вениамин принимал участие во всех заседаниях и торжественных соборных богослужениях. Автор хроники соборных дней так описывал богослужение, которое совершалось на следующий день после интронизации Святейшего Патриарха Алексия: «Необычная обстановка, необычный состав молящихся создают торжественное, благоговейное настроение у всех присутствующих на богослужении. Поют все члены Собора, вкладывая всю душу в простые напевы богослужебных песнопений. Мешает несколько нестройность пения этого мощного импровизированного хора. Но когда во главе его неожиданно появился митрополит Вениамин, пение сразу налаживается под его опытным руководством и звучит стройно, молитвенно, торжественно».
На Соборе митрополит Вениамин выступил с обширной речью, в которой осудил позицию Католической церкви и в особенности послание папы Пия XII, в котором тот призывал быть милосерднее к поверженному врагу в лице фашистской Германии. В этой позиции Римского престола владыка видел скрытую борьбу против Советского Союза, против России. В № 4 «Журнала Московской Патриархии» за 1945 год была опубликована его статья «О Римско-Католической церкви», в которой он писал: «На сей раз Соборный разум наш остановился на странном поведении Римско-Католической церкви; в то время, когда почти всё человечество вооружилось против виновников страшных войн, Римско-Католическая церковь явно или прикровенно защищала и защищает их. Кто же не знает, что она поддерживала и покрывала их и в Италии, и в Испании, и среди католических славян, и в Латинской Южной Америке?! Кто не знает ныне, что она действовала и доселе действует в том же духе и среди католиков Северной Америки и Канады, хотя иногда и сокровенно?! Кто не замечает агрессивного направления Римско-Католической церкви вообще? В последнее же время она стала взывать к “братолюбию”, стремясь вызвать чувство жалости к тем народам, которых ждет скорое поражение, в частности к немцам. <…> Вопросы войны и мира пусть предоставит [Римско-Католическая церковь], как и мы, православные, решать светским властям. Нам же всем следует лишь молиться о скорейшем конце войны и даровании победы над врагами. Если же кто желает помочь им и духовно, то пусть всемерно располагает их, если может, к сознанию совершенных ими величайших преступлений и к смиренному раскаянию. Тогда и прочее человечество примет их снова в свою семью, забывая даже собственные страдания и раны, от них полученные. Так и поступают советские народы с теми, кто прежде воевал против них. И тогда сбудутся слова апостола: “Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать!.. Непостижимы судьбы Его, и неисследимы пути Его!” (Рим. 11: 32–33)».
В итоге в обращении участников Поместного Собора, принятом 6 февраля 1945 года, решительно отвергалось предложение папы о «мягком мире» для Германии, скорое поражение которой к тому времени стало очевидным. Кроме того, Собор осудил фашизм как антихристианскую доктрину. И это постановление Собора, принятое всей полнотой Церкви, до сих пор никто не отменял.
После окончания Собора по приглашению архиепископа Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова) митрополит Вениамин с 22 по 27 февраля 1945 года совершил поездку в Ленинград. Он писал об этом: «Я был там дней пять и видел этот “город-герой”, как называют его здесь по справедливости. Ходил возле бывшего Синода, [собора] Исаакия, Адмиралтейства, Александровской колонны. Исаакий закрыт, все окна разбиты от бомб, но сам не ранен. Казанский [собор] цел вполне, и лишь нет иконостаса. Но скоро будет восстановлено служение и в нем. Наша святая Лавра значительно разбита, но не чрезмерно. Намечается восстановление служения частично и там. Березки, которые при нас с вами, – пишет он митрополиту Сергию (Тихомирову), – были маленькими (шли они от Благовещенской церкви, мимо собора к “Исидоровской” церкви) теперь стали большими, точно из девочек выросли во взрослых девушек. Здания запущены, но во время войны не до красоты было, конечно! Теперь в городских планах намечены ремонты и многих храмов, и, в частности, Лавры. Предполагается открыть возле Духовской церкви Богословско-пастырские курсы».
Кроме Москвы и Ленинграда митрополит Вениамин побывал в Калуге, Петергофе и многих других местах. В Советском Союзе он имел возможность видеть воочию возрождение церковной жизни, наблюдать свободно молящихся в храмах православных людей. Об этом он пишет в статье «Мои впечатления о России», которая была опубликована в мартовском номере «Журнала Московской Патриархии» за 1945 год. И в то же время владыка не мог не встретиться с людьми вполне советскими, убежденными атеистами. О таком знакомстве в железнодорожном вагоне по пути из Москвы в Красноярск он напишет в своих «Беседах в вагоне». Главными темами этих бесед, ставших уже привычными для митрополита, были две: «Какая может быть польза Советскому Союзу от религии вообще и от Православной Церкви в частности?» и «Как вы, интеллигентный человек, можете веровать?».
В результате своих наблюдений, бесед с людьми, случайных встреч на улице митрополит Вениамин пришел к выводу, что он здесь нужен, что Родине необходима христианская проповедь. Владыка чувствовал тот духовный голод, который царил в России: «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9: 37). Всё это не могло его не волновать. В уже цитированном выше письме, которое было написано 8 марта 1945 года в Красноярске, митрополит Вениамин, как будто выражая собственное желание, обращается к митрополиту Сергию (Тихомирову), находящемуся в Японии, с призывом возвращаться на Родину: «Нужно вам возвращаться домой, в Отечество! Не по своей воле, а вопреки Вашему желанию, Вы отставлены от своей японской паствы. Печально это Вам, но раз не по нашей воле случается что-нибудь, то нас научили отцы смотреть на это как на Промысл Божий: “глубиною мудрости человеколюбия вся строяй и полезное всем подавай” [Панихида, тропарь, глас 8-й]… Лично о Вас я, например, думаю, как бы Вы были нужны в сношениях с инославными, а особенно с англо-саксонскими народами при своем прекрасном знании английского языка! Как бы Вы мудро и с присущим Вам тактом правили каким-либо важным церковным центром! Каким бы Вы были помощником Святейшему, в качестве члена Свящ[енного] Синода! Не оставили бы Вы, конечно, попечением и своей любимой паствы японской, подобно тому, как блаженный митрополит американский Иннокентий [Вениаминов] продолжал свои заботы о возлюбленной пастве своей и на престоле Московской митрополии. А кто знает, не больше ли бы Вы сделали для нее, будучи в России, чем обслуживая оставшихся русских в Японии.
А если бы Вы знали, какое счастье служить Православной Церкви и вообще всему русскому народу в Отечестве!
Конечно, мы и за границей знали, что такое русский народ, о котором мы тоскуем вне Родины. Но когда я лично встретился с ним и по пути через Чукотку–Сибирь, и в Москве, и в Ленинграде, то я был умилен до глубины души! Какая вера, какая сердечность, какое смирение, какая ласка, какая простота души!
Я не знаю Вашей японской паствы, но зато я объездил почти весь свет (Англию, Францию, Германию, Австрию, все славянские страны – кроме Польши, Грецию, Турцию, Америку, Канаду и др.) и скажу без колебаний: другого такого народа, как русский, нет на свете! Какая радость иметь общение с ним! А какая жертвенность в защите Отечества! Только один русский народ мог выдержать эту колоссальную войну и победить врагов! Только один Ленинград мог вынести невероятно тяжелую блокаду от зверей немцев, с голодом, холодом, без света, без воды, при непрестающей бомбардировке».
С такими чувствами и настроениями прибыл американский экзарх обратно в Соединенные Штаты. В одном из своих интервью по возвращении из СССР он признавал: «Жизнь в России очень трудная. Каждый, включая Церковь, должен соблюдать дисциплину. Мы стараемся быть достойными нашего места. Когда вы будете писать, помните, что не трудности являются главным, а дух. Дух же русского народа не поддается описанию». И несколько раз повторил: «Еще и еще раз я спрашивал себя: является ли Церковь достойной этого народа?». Помня недавние склоки и расколы в эмигрантской среде, он желал видеть больше духовного пламени в среде русских архипастырей и пастырей на Родине. Упоминая в том же письме к митрополиту Сергию (Тихомирову), что среди новых епископов в России немало бывших «обновленцев», и чая возрождения Русской Церкви, владыка писал: «Что же касается “духа”, то (если говорить правду) мне лично хотелось бы больше пламени. Есть разные святители. Но не буду смел в обобщениях, можно и обмануться».
“Не ищу ничего, кроме Родины и Матери-Церкви”
Сам владыка давно стремился послужить своей Церкви на Родине. Еще до Собора и поддержки Церкви со стороны правительства, в 1940 году, через Нью-Йоркское советское консульство он подавал ходатайство о советском гражданстве, которое получил только 30 июня 1945 года. В письме председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпову митрополит Вениамин писал 8 марта 1945 года: «О возвращении на Родину (если не выберут в Америку) остаюсь при прежнем желании. Но представляю это воле Божией – через Патриарха, Синод и русский православный народ. Я готов жить где угодно. Не ищу ничего, кроме Родины и Матери-Церкви. А Ваше дело – сказать свое слово, если это будет угодно Вам».
Владыка возвратился на Родину в 1948 году. Здесь он поочередно возглавлял Рижскую, Ростовскую и Саратовскую кафедры. В 1958 году митрополит Вениамин удалился на покой в Псково-Печерский мужской монастырь, где через три года почил, оставив нам свое богатое духовное наследие и образ для подражания в верности и служению Церкви. По слову апостола Павла: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13: 7).
Ростислав Просветов
15 сентября 2015 г.
По материалам сайта:http://www.pravoslavie.ru/
